Расшифровка выступления Ивана Боганцева
Наталья Андреева: Добрый день, я хочу представить Ивана Боганцева. У нас есть 30 минут, чтобы поговорить о котичинге (соучительство — от англ. co-teaching) для гибкого обучения. Я давно хотела пригласить Ивана. Мне неоднократно писали, какие интересные практики в его школе, почему не зовёте его, почему не рассказываете, почему он не выступает? Вот, наконец, мы встретились.
У нас сегодня было два выступления про котичинг (выступления Александра Ездова и Юрия Романова). Где-то это практика, которая сформировалась стихийно. В Новой школе есть интересная практика, о которой рассказывал Юрий Романов. В государственной школе 1788 это была попытка решить проблему. Изначально была проблема классов, в которых много детей с ОВЗ. В результате отказались от идеи просто тьютора, пришли к идее котичинга, когда два часа работают совместно с одним классом. Передаю слово Ивану.
Иван Боганцев: Мы всегда начинаем презентацию о нашей школе с ценностей, в которые мы верим: свобода, уважение, стремление к развитию. Мы очень часто в школе задаём себе вопрос: эта практика, которая существует стихийно, соответствует нашим ценностям? Очень часто приходится менять какие-то решения и дети об этом рефлексируют. В прошлом году девушка делала в девятом классе проект про ценности нашей школы и про то, в каких практиках они реализованы, в каких случаях есть некоторый диссонанс. Поэтому всегда об этом очень много говорим.
До того, как стать номинальным директором, я в школе никогда не работал, а работал в музее и учился на философских факультетах.
Детский сад и школа существуют с 1992-го года. У нас система международного бакалавриата, мы школа IB. Всего у нас 500 учеников, включая неполную онлайн-школу, в которой учатся 60 человек, которые поступают за рубеж (они сдают не ЕГЭ, а международный диплом). Мы стараемся быть инклюзивной школой. Наверное, не настолько у нас получается, насколько хотелось бы, но сейчас выбрали как одну из стратегических целей и будем приближаться.
У нас есть сейчас специальная рабочая группа, но нам кажется, что нужно её немного обновить.
Наша миссия – мы помогаем стать лучшей версией себя. Она может быть разная в разных детях – в этом смысле у нас нет ориентированности на результат. Мы не говорим, что, например, все дети должны поступить в вуз. Мы ориентируемся на процесс, на то, что происходит сейчас с ребёнком и как помочь ему становиться лучше.
Детский сад, началка, средняя, старшая школа. Бакалавриат так работает, что до 10-го и 11-го класса это интегрированная программа. Мы берем за основу российскую программу, ФГОС, и добавляем какие-то вкрапления.
Международный бакалавриат меняет правила игры. Например, меняется система оценивания, какие-то педагогические подходы, проектная деятельность и предметные штуки. Но программа остаётся российская. В то время как в десятом-одиннадцатом классе дети могут выбирать, сдавать ЕГЭ, доучиваться в российской программе, либо сдавать IB, там уже программа расходится.
У нас очень сейчас молодая команда, находящаяся в хорошем тонусе, в хорошей комбинации опыта и молодости. Они очень сильно меняют школу. Я уже не чувствую, что имею какое-то влияние на то, куда школа развивается. Слишком много энергичных и целеустремленных людей, которые складывают те или иные практики. Но так было не всегда.
На фотографиях нашей школы можно увидеть кулинарный класс, где дети готовят, библиотеку. У нас есть такая идея, что школа должна быть ещё и красивой, а не только функциональной, и что в детях она должна воспитывать и эстетическое чувство тоже.
Чем мы отличаемся от других школ? Многие школы ставят свободу и ответственность как свою ценность, каждая школа по-своему заботится о среде. Есть несколько существенных отличий. Мы негосударственная школа и мы школа, у которой формально есть учредители, но в реальности их и нет. Мы себе сами учредители, поэтому у нас в этом смысле немножко больше свободы, зависимость только от наших родителей. У нас нет никакого финансирования, помимо родительской и государственные субсидии. Родительское финансирования — 90%, субсидия – 10%, больше мы ничего к этому не прибавляем. Это накладывает большую ответственность перед родителями, которые тоже хотят иногда принять участие в каких-то решениях. С другой стороны, это даёт свободу, волюнтаристскими решениями директор у нас не меняется и вообще менялся только один раз за 30 лет.
У нас очень много людей, которые не работали раньше в школе. Я пришёл так в школу три с половиной года назад, со мной пришло какое-то количество людей. Они действительно стали привносить какие-то идеи, которые для школы не особенно привычные были. Как пример такой идеи: у нас вся школа довольно быстро перешла на коммуникационную платформу, которая используется в бизнесе. В школе она очень эффективно используется как канал для коммуникации, как рабочий канал. Это не только канал для управления школы, это ещё канал для поддержания ценностей. Например, канал о хороших новостях специально был создан, чтобы ценность позитивного мышления поддерживать. Нужно было такое место, где мы будем говорить о хорошем.
У нас специфическая структура управления. В школе нет кабинетов, нет должностей как таковых. Мы сидим в опенспейс с управляющей командой, каждый из нас за что-то отвечает. Это очень открытая демократичная среда. Дети забегают в этот кабинет, родители заходят. Он открыт, там нет дверей. Поэтому там иногда случаются комичные ситуации.
Например, я всем рассказываю анекдот, как новенький ребёнок-пятиклассник зашёл в сентябре к нам в управляющую команду и говорит: «Где здесь у вас директор сидит?» Я за пальмой прячусь, выглядываю, говорю: «Я здесь, что вы хотели, молодой человек?» Он говорит: «Я ничего не хотел, просто захотел посмотреть, как вы тут сидите». Это такая доверительная атмосфера, которую мы очень высоко ценим и для создания которой очень много делаем.
Мы адаптируем лучшие педагогические практики, такие как совместное обучение, индивидуальные учебные планы.
Я стал директором ещё до пандемии, когда еще можно было ездить на международные конференции. Вы, наверное, представляете, что это такой специфический опыт, когда ты приходишь не из школы и думаешь, что же делать? У меня не было никакого ясного плана, что делать. Интуиция подсказывала, что не делать. А во-вторых, наблюдая за школьной жизнью, я видел, что в ней есть некоторые проблемы, для которых нужно найти какое-то решение.
Одной из этих проблем была структура нашей начальной школы, которая была традиционная: один учитель, один класс, и он 4 года его ведёт. Я то и дело натыкался на проблемы, связанные с такой системой. Одна из проблем была в том, что учитель, когда он остается один на один с классом на четыре года, – это нездоровая ситуация, в целом. Она нездоровая, потому что даже лучших из нас власть такого рода развращает. В конечном итоге, даже если это и добрый, классный, гуманный учитель, всё равно с кем-то будут несовпадения. И ребёнок если с кем-то не совпал, то застрял на четыре года с этим человеком несовпадающим.
Например, у меня училась дочь в начальной школе, и её учительница ушла в декрет на втором году обучения. Это был скандал. Вроде она ничего плохого не сделала. Но это была травма, потому что нужен был новый учитель, нужно было привыкать к нему. Был педагогический разрыв, потому что пришёл другой учитель с другими идеями и технологиями. И я столкнулся с тем, что мне пришлось уволить учительницу в третьем классе, потому что она явно переходила те границы, которые не стоит переходить. У меня был конфликт с родителями. Я говорил: «Ну как, она же в ваших детей бросается предметами». Они отвечали: «Мы знаем, но она же наша первая учительница».
Я видел, что есть набор проблем, и не знал, что с этим делать. Потом на одной из конференций в Сингапуре я встретил немецкого директора школы, который рассказывал про совместное обучение. В традиционной системе у нас было бы три первых класса, и эти классы были бы закреплены за конкретными учителями. В совместном обучении вы объединяете детей в совместный поток, даёте им учителей. Эти учителя ведут весь этот поток в течение 4 лет. Каждый день, каждую неделю, как посчитают нужным, они делят поток на группы. То есть ребёнок в конечном итоге оказывается в группе, в которой может быть 6 человек, или 8, или 12. Он может оказаться с разными детьми на разных предметах, например, в этой группе.
Этот директор немецкой школы рассказал на конференции о том, как его дюссельдорфская школа переходила из традиционной системы в гибкую модель. Мне показалось, что это очень похоже на решение всех этих проблем. Такое элегантное решение, как у Николая Коперника. Мы чуть-чуть меняем местами конфигурации. И нет проблемы в том, что я увольняю учителя в третьем классе, потому что он всего лишь один в этой обойме и заменить его не так трудно. Я решаю те проблемы, которые вижу.
Мы поехали в Дюссельдорф большой компанией с учителями, с координатором начальной школы, с классным руководителем. Мы долго расспрашивали всех: детей, учителей, администрацию, как вы там живёте и почему это лучше. Нас убедили в том, что стоит попробовать.
И мы решили попробовать. Первый класс на следующий год перевели в модель совместного обучения. Мы не стали менять всю школу сразу, стали менять с первого класса. А со следующего года уже вся начальная школа будет в модели совместного обучения.
В чём её преимущества? Первое преимущество — это гибкость, возможность реагировать на локальные вызовы, такие как болезнь учеников, и на глобальные, такие как covid.
В covid оказалось, что система совместного обучения очень эффективна. Потому что в covid оказалось, что в традиционном в нашем классе, четвёртом, после выхода на карантин родители разделились. Одни хотели выходить в школу или физически в ней присутствовать. Другие родители, наоборот, говорили, что рано, я пока опасаюсь отпускать своего ребёнка. Учитель один, и он не мог вести уроки одновременно и для тех, и для этих. В нашем потоковом классе, который был тогда вторым, оказалось, что проблема разрешается элегантно и просто. Мы спросили родителей, как им сейчас комфортно учиться. Родители сказали, что им комфортно онлайн. И тогда выделили одного из трех учителей, который знал этих детей, и он занимался с ними онлайн. А другие дети, которые считали возможным ходить в школу, занимались оффлайн.
Это гибкая система. Никто не придумывал её ради ковида. Но за счет гибкости и подвижности эта система оказалась для этого очень подходящей.
То же самое при болезни учеников: совместное обучение позволяет их объединить в маленькую группу и с ней быстрее навёрстывать этот материал, пока остальные идут в стандартном темпе.
Второе преимущество – это преемственность. Когда выпадает учитель, ему можно найти замену. Останется преемственность между одним годом и другим, даже если один или два учителя по какой-то причине покинули школу.
Как педагоги делят детей на группы? Не только по принципу поболел / не поболел. Ещё делят по принципу, что одни дети легче воспринимают материал у доски, а другим нужно вырезать ножницами квадратики и сложить их в ещё больший квадратик. Если нужно объяснить тему, то ты делишь детей по принципу восприятия и объясняешь одну и ту же тему разными способами. Это в традиционном классе невозможно, где один учитель и много детей. Учителю нужно в два раза больше времени потратить.
Я думаю, когда мы говорим про особенности развития, в большой степени это таким же образом разрешается. Один педагог может взять на себя группу детей с особенностями развития и им уделить больше внимания. У нас не так много детей с особенностями. Но был один сложный случай, когда постоянное нахождение третьего учителя очень помогало ребенку.
Взаимный постоянный диалог между учителями требует некоторых коммуникативных навыков. В этом смысле, учителя сами тянутся. Во-вторых, учителей мы стараемся подбирать с разными сильными и слабыми сторонами, чтобы они друг друга немножко ещё подталкивали, подучивали. Это гораздо более здоровая среда, когда три учителя постоянно общаются, обсуждают детей. Если у кого-то из детей есть сложности, их может один из них разрешить гораздо лучше. Детям в такой среде отчасти проще, потому что у них всегда из этих трёх педагогов есть кто-то, кому они по той или иной причине более созвучны в темпераменте или в интересах. Они тоже немножко группируются вокруг одного. И у них есть выбор, по крайней мере.
Как и в любой системе, есть свои сложности. Одна из них заключается в том, что не всем детям это подходит. Есть дети, которым подходит более квадратно-гнездовая система. Они более общительны, живут в потоке на 40 детей. Ты приходишь в класс и там 39 одноклассников, тебе нужны какие-то отношения и очень много общения – это нормально. Не бывает педагогических технологий, которые всем всегда хороши.
Другая сложность заключается в том, что это требует очень высоких коммуникативных навыков от учителей. Подборка этой тройки педагогов — это сложная задача. На практике, есть люди, которые друг друга на дух не переносят или гораздо темпераментнее. Сейчас у нас три 4-х класса, и они в следующем году должны взять первый класс. Трое учителей отдельно могут работать, а вместе не смогут, надо как-то перетасовывать, потому что разные совершенно темпераменты.
Учителя думают иногда, что в большом потоке отношения становятся более поверхностными, что ребёнку в коллективе 8 человек сложно найти друзей, в 15 – легче, в 18 – еще легче, потому что больше выбора, а в 40 – сложнее, потому что не хватает времени на более глубинное взаимодействие. Есть этот аргумент, не все учителя его разделяют. Многие, кто работает, его оспаривают.
Скажу последнее, что мы не боимся меняться. Мне кажется, образование должно меняться, меняться стремительно. Меняется мир, и мы должны бежать вместе с ним.
Наталья Андреева: Спасибо. Каков механизм деления на группы детей: каждый день, спонтанно, есть ли какая-то схема?
Иван Боганцев: У нас школа демократическая, мы не навязываем учителям механизмы. Я считаю, что учителя могут эти механизмы самостоятельно изобретать. Я знаю, что какая-то из параллелей договорилась, что по пятницам будут всегда переболевших в одну группу собирать. А в другой параллели, может быть, этой традиции нет. Учителя это сами решают.
Меня поразило расписание в школе в Дюссельдорфе меня поразило: написано урок 1, урок 2, урок 3. Я говорю им: «А как же вы родителям отчитываетесь, сколько было чтения, сколько математики?» Они говорят, что мы не отчитываемся. Наша задача пройти программу, а сколько уроков и в какой день – это наше внутреннее дело. Мы стали делать так же. Какая разница, сколько часов? Как будто, если часов больше, значит результата больше. Это не работает.
Учителя сами это делят. Если они поделились на две группы и решили всем трём группам дать только математику, то пожалуйста. Я не думаю, что они делятся каждый день, но, может быть, и делятся. В зависимости от того, какое расписание, можно менять по дням.
Наталья Андреева: Это классная история. Я дополню: у нас на конференции были спикеры из школы 1788, которые показывали, как они делят детей. Но это были учителя, которые делят на группы при котичинге, которые работают в паре. История про деления на группы важная. Потому что, например, если закреплять детей по стратам, первая, вторая, третья, четвертая страта, то они быстро понимают, что если так делят на математике, то первая страта — самая умная.
Иван Боганцев: Этого мы никогда не делаем. Деление на страты… Мы преподаем иностранный язык по фазам. Иногда дети приезжает из-за границы, они так хорошо знают иностранный язык, что в обычной группе бессмысленно сидеть. Они занимаются по своей фазе. Некоторые деления на страты мы начинаем только с 8 класса в таких предметах, как математика. Но мы осознанно отказались от того, чтобы даже в пятом или шестом классах по математике делить, потому что это не подкреплено никакого педагогической теорией.
Наталья Андреева: Будем рады пригласить ваших учителей на zoom-кафе, чтобы они поделились. Хочется увидеть общий взгляд и общую картину и ценности. Потому что когда ты понимаешь, какие ценности, дальше на это хорошо ложатся детали. В школе с одними ценностями делят на группы одним способом. В школе с другими ценностями будут другие принципы деления на группы. Такая связанная история. Она не всегда считывается из рассказа учителей. Иногда учителя говорят, что используют 100500 разных вариантов, и ты не понимаешь, какой из них соответствует ценностям школы и какой учитель его использует.
Есть такая в Нью-Йорке Школа Одного, в которой в средней школе классы объединены. Там одновременно 100 с чем-то человек учится. У них есть четыре учителя и организована гибкая модель, когда у каждого своё расписание, у каждого свой уровень, есть обучение где-то в группах, где-то – индивидуально.
Спасибо огромное. Это было очень важно, очень ценно для нас.
Иван Боганцев: Я хочу сказать, что в этой системе нужно понимать, что есть некоторый нюанс. Он заключается в том, что если у тебя есть поток и есть учителя, они должны более-менее знать детей в этом потоке, они не могут их не знать. Поэтому это умножение и деление, которое кажется возможным, на деле оказывается очень сложным или, может быть, вообще невозможным. Понятно, что под этим есть некоторые специфические технологии, сложные таблицы, где они ведут каждого ребёнка, его прогресс или сложности. Но когда детей 100 в потоке, уже не очень представляю, как каждый учитель может с этими детьми иметь какие-то отношения и педагогически отслеживать его результат. Если бы было 100 человек, я бы разделил на два потока по 50, чтобы с ними работали отдельные учителя, потому что это упирается в некоторую абсурдную точку в какой-то момент.
Наталья Андреева: Там есть свои лайфхаки. О них нужно отдельно говорить. Спасибо огромное.